Протесты, сотрясшие в конце недели Стамбул, Анкару и ряд других городов Турции, застали врасплох большую часть обозревателей. Но условия, которые к ним привели, а также определили реакцию властей, созревали там уже довольно длительное время. Партия справедливости и развития (ПСР) возникла в Турции на базе особого рода исламизма, который сформировал ее представления о демократии и роли государства. Похоже, что лидер партии Реджеп Тайип Эрдоган глубоко и основательно усвоил эти представления. По этой причине Соединенным Штатам особенно трудно реагировать на демонстрации в Турции.

 

Турция - важная союзница Америки, у которой в данном регионе есть ряд ключевых интересов. Это диалог Анкары с Курдской рабочей партией, активно развивающаяся турецкая экономика, осторожное примирение с Израилем, гражданская война в Сирии, социально-политические проблемы и вопросы безопасности в Ираке, а также иранская ядерная программа.

 

В результате Вашингтону приходится принимать во внимание внутренние события в Турции и искать пути для того, чтобы убедить турецкое правительство снизить накал репрессий, учитывая при этом уникальный процесс развития демократии в данной стране. Хотя Таксим - это не Тахрир, из событий в Каире можно извлечь ряд важных уроков. Самое главное заключается в том, что Соединенные Штаты не могут игнорировать протесты против правительства, надеясь на то, что они просто утихнут.

 

Опыт исламизма в Турции - это опыт репрессий, которые ощущаются сильнее, чем в любом другом мусульманском государстве региона. Когда Мустафа Кемаль Ататюрк (Mustafa Kemal Atatьrk) после Первой мировой войны привел националистов к победе над Антантой, он приложил максимум усилий для того, чтобы уничтожить все следы ислама в общественной сфере.

 

Более того, Ататюрк и кемалисты, как называли его сторонников и последователей, сформировали у населения коллективную память о том, что турецкое общество когда-то не было исламистским. Они также «забыли» о том, какую роль ислам сыграл в создании Османской империи, хотя он внес немалый вклад в превращение Турции в самую грозную военную державу в мире, которую боялась вся Европа, и в создание там самой передовой системы государственного управления и администрации.

 

Исламистским партиям было разрешено функционировать, но под строгим надзором кемалистского истэблишмента (в состав которого входило большинство  политических партий, военные, службы безопасности, разведка, судебная власть, гражданские служащие и руководители многих государственных учреждений, таких как университеты). Каждый раз, когда у властей возникало впечатление, что эти партии выходят за рамки «дозволенной» и «законной» деятельности, их запрещали. В стране было четыре военных переворота, и в ходе последнего, который состоялся в 1997 году, был свергнут первый премьер-исламист Неджметтин Эрбакан (Necmettin Erbakan).

 

В таких условиях формировалась личность Эрдогана. Он твердо верит в достоинства и роль ислама. Говорят, что когда Эрдоган учился в начальной школе, он единственный добровольно стал совершать намаз, как только директор разрешил ученикам это делать. Он учился в «имам хатипе» (духовная школа для мусульман), и там отказался сбривать бороду, чтобы играть в футбол. Когда Эрдоган стал политиком, его запомнили, так как он несколько раз заявил, что одна из его главных целей это создание новых возможностей для распространения принципов ислама.

 

Когда турецкие военные решили позволить ПСР править страной безо всякого вмешательства со стороны (впервые эта партия была избрана в 2002 году), появилась свобода от репрессий и ограничений. После этого Эрдоган провел жесткую чистку в армейских рядах, что дало ПСР возможность выражать свои взгляды без страха быть свергнутой. Однако в его политике до сих пор прослеживаются осадные настроения. Когда в адрес партии звучит критика, она имеет обыкновение вставать в защитную стойку и обвинять остальных в вероломстве и предательстве вместо того, чтобы признать свою вину.

 

Эрдоган искренне верит в демократию, но у него искаженное понимание того, кого он представляет. А его взгляды основаны на том, что он считает правилом простого большинства: если тебя избрали, значит, ты пользуешься поддержкой большинства граждан, а следовательно, твои решения являются надлежащими и правильными с точки зрения демократии.

 

Избирательный процесс в Турции явно демократический, однако правительство проводит политику нетерпимости и ограниченности. А постепенное превращение Эрдогана в символ партии и государства подпитывает его «эго», создает у него ощущение вседозволенности и ослабляет возможности общества участвовать в традиционных неизбирательных демократических процедурах, таких как публичные слушания по решениям правительства и протесты.

 

Так, премьер-министр обвинил оппозицию и «мародеров» в организации протестов, заявив, что они подрывают демократию. Его враждебное отношение ко всем видам средств массовой информации вызывает еще большую тревогу. В ответ на протесты на площади Таксим он назвал социальные сети и особенно Твиттер нарушителями общественного порядка. Все это лишний раз подчеркивается тем, что у Эрдогана нет серьезного политического соперника.

 

Вашингтон не может больше игнорировать протесты и жестокие действия полиции по их подавлению, как он это делал в самом начале «арабского пробуждения». Региональная стабильность долгое время была основной целью США на Ближнем Востоке, однако «арабское пробуждение» продемонстрировало наличие недостатков в таком подходе. Зацикленность на межгосударственных отношениях в ущерб социальным, экономическим и политическим событиям в этих странах привела к серьезным издержкам. Вашингтон оказался не готов к той интенсивности и размаху, с которым вспыхнули протесты в ходе «арабского пробуждения», и не смог занять четкую позицию в отношении этих восстаний, поскольку просто пытался отстоять свое положение в регионе и содействовать урегулированию региональных конфликтов.

 

Возможно, демонстрации в Турции пойдут на убыль. Однако гораздо меньше шансов на то, что турецкое общество забудет те многочисленные мотивы, что привели к расширению протестов, начавшихся с демонстрации маленькой группы защитников окружающей среды и переросших в массовое движение тех, кто разочаровался в авторитарной политике государства. А это говорит о том, что недовольство и возмущение будут лишь усиливаться, особенно если правительство продолжит реализацию других своих крупномасштабных проектов, в том числе, строительство нового аэропорта и еще одного моста через Босфор.

 

После успешного визита президента Обамы в Израиль американское влияние в регионе достигло самого высокого уровня за несколько лет. Турецкое правительство понимает, насколько важна для него поддержка США в целом ряде важных региональных вопросов и прежде всего, в сдерживании гражданской войны в Сирии. Поэтому оно наверняка обратит внимание на настойчивое и вместе с тем дружественное давление со стороны  Вашингтона.

 

В этих целях администрация Обамы должна публично и приватно призывать Турцию к сдержанности в действиях полиции и, не указывая правительству на то, что ему делать с крупными проектами, настаивать на более обширных общественных слушаниях и консультациях, выдвигая на первый план красоту и историю Стамбула.

 

Действовать кнутом будет трудно. Когда государство ощущает угрозу, Турция начинает балансировать между подлинно демократическими процедурами и автократическими тенденциями. Соединенные Штаты не могут грозить наказанием за жестокие действия полиции, поскольку они не делали этого, когда канадская полиция в 2010 году разгоняла протестующих против встречи «Большой двадцатки». Америка не должна угрожать санкциями. Это неуместно, поскольку и в самих США нередко происходят столкновения между протестующими и полицией. С Турцией нельзя обращаться как с Сирией. К ней надо относиться как к обычному западному союзнику.

 

Вашингтону необходимо относиться к Турции с пониманием и сдержанностью, и он должен призывать ее к компромиссам. В таком случае он окажется на стороне демократии (и сможет апеллировать как к населению, так и к властям Турции) и создаст основу для любых дальнейших действий, которые могут оказаться необходимыми.

 

Турция это не Египет, не Ливия и не Тунис. Но один из наиболее очевидных уроков «арабского пробуждения» заключается в том, что Америка в своей политике в этом регионе должна принимать во внимание внутренние изменения. И Турция это первый экзамен для Вашингтона, который станет для него проверкой на то, насколько хорошо он усвоил данный урок.

 

Брент Сасли ("The National Interest", США)

 

Мысли и позиции, опубликованные на сайте, являются собственностью авторов, и могут не совпадать с точкой зрения редакции BlogNews.am.