Наш собеседник — политический комментатор Левон Маркарян
Господин Маркарян, как вы расцениваете арест Роберта Кочаряна. Можно ли это считать беспрецедентной ситуацией?
Ничего беспрецедентного нет, в Армении имела место смена власти, которая со стороны пришедшей к власти силы и широких масс населения воспринимается как революция, а революция не бывает мягкой и «пушистой», она подразумевает и внештатные ситуации. Привлечение Кочаряна в качестве обвиняемого и пересмотр дела 1 марта были вполне ожидаемыми, учитывая то, что к власти пришел человек, который начал свою политическую карьеру в 2008 году. Если бы к власти пришел не Пашинян, а, скажем, Карен Карапетян, возможно, эту тему не открыли бы снова, поскольку она не имеет значения для Карапетяна. Но поскольку к власти пришел человек, который непосредственно связан с теми событиями, который выстроил большую часть своей оппозиционной риторики на теме 1 марта, происходит то, что должно было произойти.
В своем интервью Роберт Кочарян отмечает, что для возбуждения дела против него нет никаких правовых оснований, и это нацелено на то, чтобы нейтрализовать его вероятное участие в политических процессах. Может ли он представить новую политическую заявку и с каким успехом?
Кочарян говорит, что у него нет намерения и желания заниматься политикой, но намекает, что при таком развитии событий может это сделать. На деле, однако, Кочарян по завершении президентского срока продолжал заниматься политикой, возможно, не так активно, не лично, не напрямую, но занимался. Однако, в системе Сержа Саркисяна возможность непосредственного возвращения Кочаряна была минимизирована. Между Сержем Саркисяном и Робертом Кочаряном были противоречия по самым разным проблемам, но Саркисян гарантировал Кочаряну неприкосновенность собственности и физическую безопасность. В какие-то моменты их отношения вновь обострялись, но они вновь приходили к компромиссу, ценой которой была неприкосновенность. Сейчас, когда у Саркисяна нет власти, нет и гарантий неприкосновенности Кочаряна.
Однако, нет и препятствий для возвращения Кочаряна к политике. Заниматься политикой из тюрьмы, конечно, непросто, кроме того, правительство Пашиняна пока еще пользуется доверием общества, но есть множество смежных обстоятельств, которые могут привести к возвращению Кочаряна в политику, например, вакантность оппозиционных штатов в Армении. РПА, на фоне публичного недоверия, не может заполнить это пространство и не воспринимается как реальная оппозиция. Есть еще одна предпосылка: в формальном смысле старой системы нет, но она не исчезла полностью, да и новая система пока не формируется. В условиях такой неопределенности мобилизацию старой системы не стоит исключать.
Как изменилась ситуация после решения суда об аресте Кочаряна и реакции АРФД и РПА?
Если реакция АРФД в какой-то мере была понятна, учитывая связи этой партии с Кочаряном, то с РПА все было несколько неожиданно. РПА в бытность Кочаряна, конечно, имела большинство в парламенте и была политической платформой второго лица — Сержа Саркисяна, а значит, всей власти и в том числе Кочаряна. Но начиная с 2008 года мы видели, как РПА боролась с Кочаряном, с какой критикой в его адрес выступали Ашотян и Шармазанов, которые сейчас если не защищают Кочаряна, то и не осуждают. Позиция РПА изменилась. Старая система и ее важная часть — РПА — сейчас в неопределенности, Пашинян видимо отказывается признать оппозиционную роль РПА. Эта неопределенность заставляет искать союзников и новые позиции. Не факт, что РПА готова консолидироваться вокруг Кочаряна. Но события вокруг Кочаряна могут стать пространством, где произойдут новые перестановки.
Очевидно одно, Пашинян положил на кон один из своих главных козырей, причем, раньше предполагаемого срока, и стороны приступили к разыгрыванию партии. В этом смысле интересно обстоятельство присутствия Кочаряна. Он мог не приезжать в Армению, но приехал и, судя по всему, готов выйти лицом к лицу с новой ситуацией.
Может ли раскрытие 1 марта стать главным дивидендом на предстоящих выборах?
Я не исключаю, что 1 марта имеет для Пашиняна личное и моральное значение. Но я не хочу судить, исходя из этого, потому что мы имеем дело с политикой. 1 марта — дело комплексное и сложное. Оно несет в себе как политические компоненты, водораздел между властью и обществом, элементы политизации судебной власти, вовлечения полиции и армии, фальсификации выборов и нарушения электорального института, нетерпимости между властью и оппозицией, так и проявления атмосферы ненависти. Предполагаю, что для раскрытия столь объемного дела понадобится немало времени.
Понятно, что правовым ответственным за 1 марта является власть в лице Роберта Кочаряна. Но учитывая объем работы, правовое, общественное и политическое значение дела, я предполагаю, что отношение к нему должно быть иное, более комплексное. Пока мы видим локальный процесс, в центре которого Кочарян. Это дело действительно может стать ключевым дивидендом Пашиняна. Но для этого оно должно быть рассмотрено в упомянутом комплексе. Пока оно локализовано, и я боюсь, что власти раньше времени показали свой главный козырь.
