Чем мотивирован курс президента Турции Реджепа Тайипа Эрдогана на превращение православных соборов из музеев в мечети? Агрессивная политика Анкары — это блеф или Турция реально готова к столкновениям с такими игроками, как Россия, Египет или Греция? Может ли Анкара бросить вызов Москве на Южном Кавказе и открыто вмешаться в карабахский конфликт? Как появление у Турции собственных крупных запасов газа будет влиять на отношения с Россией в энергетической сфере и в политической? Чего ждать от американо-турецких отношений после президентских выборов в США? На эти и другие вопросы корреспондента EADaily ответил тюрколог с. н. с. ИМЭМО РАН, доцент Дипакадемии МИД РФ Владимир Аватков
— Уже второй известный православный храм после Св. Софии из музея превращается в мечеть. С чем связан такой политический курс Эрдогана? Это полное возвращение к османским традициям?
— Курс на трансформацию музеев в мечети связан с тем, что правящая элита внутри Турции ищет поддержку. На фоне снижения рейтинга из-за экономических проблем, коронавируса и роста значения новых оппозиционных партий правящая элита стремится еще больше сплотить вокруг себя консервативный электорат. И в этой связи активно работает одна из трех ключевых идеологем о Турецкой Республике, что Турция является центром исламского мира. Как известно, у Турции достаточно много идейных посылов. И вот один из них — это то, что Турция возглавляет исламский мир.
Но, конечно, на этом фоне наиболее важным и знаковым событием было превращение собора Святой Софии из музея снова в мечеть. При этом говорилось о том, что в этом есть плюсы, связанные с тем, что там, например, не будет взиматься плата за вход. Действительно, она не взимается, однако взимается плата за соответствующую одежду, в которую должны одеваться все те, кто пришел без оной. На входе она продается. И, собственно, через это (она достаточно дорогая, хотя одноразовая) и делается этот бизнес. На входе стоят соответствующие представители Диянета (Управление по делам религии в Турции), которые контролируют подобающий внешний вид посетителей.
И все это происходит в рамках вот этой консервативной политики, суть которой кроется именно в желании консолидировать вокруг себя консервативный турецкий электорат, составляющий как минимум порядка 50%. А за время правления Эрдогана это число увеличилось. И, собственно, превращение собора Святой Софии в мечеть — это, во-первых, символ окончания прозападного курса, что, в общем-то, с точки зрения интересов России достаточно позитивно. Это символ, и не случайно именно в день подписания Лозаннского мирного договора была первая коллективная молитва в Святой Софии. Это вот символ окончания прозападного курса, заложенного на самом деле Мустафой Кемалем Ататюрком.
С другой стороны, это символ увеличения консервативных, религиозных ценностей Турции, которые непременно в один прекрасный момент должны столкнуться с другими консервативными ценностями других консервативных государств. И вот здесь, конечно, таятся определенные риски. Особенно на фоне того, что консервативные ценности, как известно, это не только религиозные, но и этнические, и националистические ценности. И здесь тоже есть много рисков.
— Вы сказали о возможности конфликтов с другими странами. В последнее время мы видим обострение отношений Турции с Грецией, когда дело чуть не дошло до столкновения флотов. Есть угроза столкновения с Египтом в Ливией, до этого — с Россией в Сирии… Столь агрессивная политика Анкары — это блеф? Или все-таки Турция реально готова к столкновениям с такими игроками, как Россия, Египет или Греция?
— Тут есть несколько сторон. Вопрос очень правильный. Ведь, скажем так, во-первых, Турция не блефует. Турция действительно ведет проактивную, наступательную и зачастую агрессивную внешнюю политику. И это очень четко вписывается в это новое консервативное сознание так называемой Новой Турции, которую продвигает Эрдоган. И она действительно исходит из того, что является ведущей региональной державой и мировой державой, способной влиять на многие процессы, которые происходят в мире.
Здесь два очень важных момента. Первое — это то, что Турция переоценивает свои ресурсы. Она не обладает достаточным количеством ресурсов, чтобы быть мировой державой. И второе, что очень важно, — она не только переоценивает свои ресурсы, она также не понимает, что мировая держава — это та держава, которая воспринимается другими державами как мировая. А для этого она должна уметь брать на себя ответственность за судьбы региона и судьбы мира. А чтобы брать на себя ответственность, нужно вести не конфронтационную политику, а политику, учитывающую баланс сил, баланс потенциалов и баланс интересов. Вот с этим пока у современной Турции все достаточно сложно.
— В ходе июльского обострения на армяно-азербайджанской границе Турция открыто заявила о своём желании прямо вмешаться в конфликт в Карабахе, что вызвало резкую реакцию Кремля. Анкара реально готова бросить вызов Москве на Южном Кавказе?
— Эрдоган и его команда, повторюсь, нуждаются в большей консолидации электората. Она происходит по линии консервативных сил и по линии националистических сил. Националистические силы требуют усиления пантюркистской деятельности со стороны правящей элиты, и именно этим объясняется такая активная позиция Турции в отношении, в частности, Азербайджана. Другой момент связан с тем, что если в случае Ливии, Сирии и многих других кейсов Турция готова бросать вызов этим игрокам, то в отношениях с Россией она более осторожна. Это связано с большим экономическим весом наших отношений. И это дает нам большие возможности для урегулирования многих вопросов.
Но в рамках очередного обострения конфликта между Арменией и Азербайджаном Турция достаточно жестко встала на одну сторону. Если Россия традиционно исторически пыталась разводить по разные стороны баррикад, не допускать усиления конфликтности, то Турция, вместо того чтобы воздействовать на тех, на кого она может, а может она лишь на Азербайджан, пыталась разжигать конфликтность. На самом деле в итоге она способствовала не своим интересам, не реализации собственных интересов, а реализации интересов США по перебрасыванию зоны нестабильности с Ближнего Востока на Кавказ, чего Россия никогда не может допустить.
— Немаловажную роль в российско-турецких отношениях играет энергетическая тема, поставки в Турцию российского газа. Недавно турецкие власти сообщили об обнаружении у берегов страны в Черном море больших запасов газа. Как появление у Турции собственных крупных запасов газа будет влиять на отношения с Россией в энергетической сфере и, естественно, в политической?
— Здесь несколько моментов. Во-первых, требуется достаточно много лет, чтобы разработать это месторождение. Во-вторых, нужно учитывать, что Черное море очень опасно с точки зрения возможной разработки газа и вообще разработки каких-либо природных ископаемых, потому что, как известно, в Черном море большое количество сероводорода. И в случае проведения неграмотных изыскательских работ все может взлететь на воздух. Это очень опасно с точки зрения экологии не только для Турции, но и всех сопредельных государств — и Южного Кавказа, и Балкан, да и России. И поэтому, конечно, эта тема беспокоит Россию не только с точки зрения экономической, но и с точки зрения экологической.
Что касается отношений в экономической плоскости двух стран, то они давно уже строятся не только вокруг газа. В частности, на днях был заключен договор о поставке второй партии зенитно-ракетных комплексов С-400. У нас сотрудничество развивается в сфере оборонно-технической и во многих других сферах, в сфере строительства. И не только турки строят в России, но и российские компании участвуют в турецких тендерах. И в сфере различных новейших технологий тоже. У нас есть совместные научные разработки. Как раз уход от сугубо энергетической сферы на самом деле в интересах двух игроков.
Хотя очевидно, что от снижения продаж российского газа в Турцию, конечно, мы будем в достаточной мере страдать. Но снижение этих поставок происходило не одномоментно, ведь сразу после открытия «Турецкого потока» началось не увеличение, а снижение поставок российского газа. В последнее время фактически поставки российского газа по «Турецкому потоку» сведены на нет, а Турция закупает по спотовым ценам сжиженный газ у своих арабских коллег. И, в общем-то, этого вполне стоило ожидать, и надеяться на то, что Турция в долгосрочной перспективе в постоянном формате будет покупать у нас газ и вообще в долгосрочной перспективе будет партнером, который будет без всяких хитростей и ухищрений реализовывать свои обязательства, было бы глупо. Турция всегда пыталась найти свою выгоду, и в последнее время она делает это еще более агрессивно, именно исходя из своих выгод, национальных интересов. Но это и минус, и плюс. Минус с точки зрения того, что не все так просто, но плюс в связи с тем, что нам не нужно думать о том, что это делают американцы турецкими руками, это делают сами турки, исходя из своих идей, ценностей или исходя из своих интересов.
— В этой связи вопрос, чего ждать от американо-турецких отношений после президентских выборов в США? Можно ли ожидать резкого сближения двух стран после беспрецедентного ухудшения двусторонних отношений за последние годы? И зависит ли это от того, кто победит на выборах в США — Трамп или Байден?
— Дело в том, что США не готовы считаться с тем, что Турция стала другой. Они ее рассматривают исключительно в качестве младшего партнера, подчиненного партнера, который должен следовать их логике. Я, конечно, не американист, но полагаю, что вне зависимости от результатов выборов американцы не изменят своего отношения к туркам и не прекратят заставлять их следовать собственной логике. А вследствие этого турки будут, условно говоря, брыкаться. Они не будут, как раньше, слепо следовать американской логике. Но вопрос заключается в том, насколько долго у американцев хватит терпения смотреть за тем, как Анкара не следует идеям, ценностям и интересам США. В какой-то момент, как известно, терпение заканчивается. И вот там ситуация с властью в Турции, уже не в Штатах, а в Турции, может измениться. И это будет вне зависимости от того, кто будет во главе США. Трамп начал свою риторику в отношении Турции достаточно негативно. Он начал с нелестных выражений в сторону турецкого руководства. Затем все резко изменилось. По мере отдаления Турции от Штатов риторика менялась, но не фактическая часть отношений. Потому что вводили санкции, а ведь Турция все-таки была ближайшим партнером США в регионе. И турки люди очень гордые, и, конечно, они этого простить не могут. И в целом в Турции в отношении США очень негативное восприятие.
Что может переломить? Может переломить трансформация власти не в Штатах, а в Турции. И американцы очень активно работают со всеми оппозиционными, да и провластными социально-классовыми субъектами. Со всеми. Ведется наиактивнейшая работа, которую очень хотелось бы видеть и от многих других стран. Потому что надеяться, что все пойдет само собой так, как надо, по-хорошему и исходя исключительно из каких-то экономических императивов, не приходится. Турки очень часто действуют не исходя из исключительно экономической выгоды, хотя мы привыкли ассоциировать турок со стремлением заработать, это действительно так. Но ровно точно так же они очень часто действуют, исходя из своих идейных соображений, которые часто противоречат их экономическим интересам.