Почему некоторые смелые люди боятся дырок в сыре и розовых цветов? И, самое главное, почему одним из этих людей можешь быть ты? Откуда берутся фобии и можно ли их куда-нибудь деть — ответы на эти вопросы ты теоретически можешь найти в нашем исследовании. Если у тебя, конечно, нет фобии, мешающей долго смотреть на эти маленькие черные и жутковатые буковки.

Фобии и страхи

— Но ведь есть великие дела, за которые стоит отдать жизнь.
— Нет таких дел! Потому что жизнь у тебя одна, а великих дел — как собак нерезаных.
— О боги, да как же можно жить с такой философией?
— Долго!
Терри Пратчетт. Интересные времена

Способность испытывать страх — важное эволюционное достижение живых организмов. Добавим: движущихся живых организмов. Капусте, например, совершенно не имело смысла вырабатывать у себя эту способность, потому что самовыкопаться и сбежать от угрозы она не может. В лучшем случае растения могут реагировать на раздражители сжиманием-разжиманием лепестков или, скажем, медленным отклонением в сторону от прижигающего их луча.

А вот животные, начиная с самых примитивных созданий, сделали ставку на умение прогнозировать неприятности заранее. Мы пока не можем точно сказать, какие механизмы позволяют, например, утятам, у которых еще яичная скорлупка от хвоста не отвалилась, мгновенно опознавать силуэт хищной птицы над собой и вжиматься в грунт. Но мы хорошо понимаем, что инстинктивный, доразумный страх — это одна из самых больших коробок на чердаке нашего бессознательного. Что же удивляться тому, что рационального и осознанного в этой коробке кот наплакал? Когда миллионы лет наши предки, еще при жабрах и хвостах, выживали только за счет того, что умели очень быстро и не раздумывая делать ноги при виде страшной хари в кустах, стоит понимать, что героизма и рационализма в нашем эволюционном анамнезе очень и очень мало. Ибо те, кто останавливался подумать и взвесить риски, оперативно лишались того самого хвоста вкупе с органами, необходимыми для размножения.

И даже сегодня ты, могучий царь природы, победитель времени, пространства и инструкции к тумбочке из «Икеа», — всего лишь марионетка, управляемая страхами, большими, маленькими и непрерывными. Ты проверяешь температуру воды, чтобы не обжечься, ты смотришь под ноги, ты надеваешь шарфик, чтобы не застудить горлышко, и надеваешь штаны, чтобы не привлекать к себе излишнего внимания общества. Нет, конечно, ты все это делаешь потому, что ты разумный, цивилизованный человек. Но на самом деле ты все это делаешь потому, что боишься боли, смерти и падения по иерархической лестнице социума. Впрочем, размышлять об этом вовсе не обязательно, все эти страхи — уютные, привычные и полезные. Ты с удовольствием существуешь в их обществе и даже регулярно играешь с ними: прыгаешь с парашютом, лихо стартуешь с нуля до двухсот за семь секунд и слушаешь анекдоты с неприличными, запретными словами. Веселье и эйфория от преодоленного контролируемого страха доставляют тебе массу удовольствия. Но иногда страхи ведут себя как свиньи.

Страх без причины — признак интеллекта

Страх без причины – признак интеллекта

Нет, ну в самом деле, с какой стати тебя трясет, как машинку в режиме отжима? Ты же не идешь с пращой на Голиафа, а всего лишь собираешься зачитать список лучших работников квартала на корпоративном митинге. Перед тобой сидят не зеленозубые орки, а всего лишь милые дамы из бухгалтерии и пара гавриков из коммерческого отдела. Ты же не тварь дрожащая… А, нет, похоже, все-таки именно она. Страх высоты и страх публичных выступлений — самые распространенные фобии в мире, они свойственны практически ста процентам населения, за исключением отдельных мутантов и социопатов. Мы называем такие страхи беспричинными, но тут мы, конечно, ошибаемся. Знаешь, у кого совершенно нет страха высоты? У птиц. Потому что они умеют летать. А знаешь, у кого еще? У черепах. Если поставить на стол черепаху, то она поползет и безмятежно навернется башкой вниз с края. Потому что это медленно движущееся наземное создание, хорошо защищенное от падений с небольшой высоты на грунт, просто не позаботилось выработать в своем эволюционном багаже серьезного страха перед отвесными стенами, пропастями и ломающимися под ним ветками.

А вот животное, которое всегда рискует в галопе выскочить на крутой обрыв и шмякнуться с него, ломая ноги, — такое животное будет исправно демонстрировать иррациональный беспричинный ужас, когда его за узду станут затаскивать в фургончик по метровой лестнице.

Что нужно знать о фобиях, так это то, что беспричинными они не бывают. Ужас перед публичными выступлениями — это совершенно понятное явление, если вспомнить, сколь важны для социального вида гармоничные связи в группе и иерархические нюансы при контактах. И если ты скептически оцениваешь свои шансы на лидерство в большой группе, твоя биология будет изо всех сил тащить тебя за шиворот подальше от микрофона. По­этому приходится идти на всякие ораторские ухищрения. Представлять, например, что все в зале сидят голые, то есть жалкие, ущербные и вполне подходящие на роль подчиненных.

Зачем и откуда?

Если исследователи, мучившие мышей, правы, то становятся яснее причины, из-за которых люди разживаются редкими и диковинными фобиями: коли прадедушка однажды имел удовольствие выбить себе глаз ложкой, ужас его потомка перед столовыми приборами можно счесть оправданным. Но все-таки большинство распространенных фобий, даже самых замысловатых на первый взгляд, — это очень древние инстинкты.

  • Гемофобия — паника при виде и запахе крови. Встречается у 30% мужчин (у женщин в 2 раза реже).
    Причина. Кровь сигнализирует о близкой опасности — например, о враге или хищнике, которые и нанесли кровавую рану. Эта фобия встречается и у многих животных, например у лошадей.

  • Геронтофобия — боязнь стариков, нежелание контактировать с ними. Встречается у 12—15% населения.
    Причина. Страх перед возможной инфекцией. Наш внут­ренний ящер оценивает внешний вид и движения пожилых людей как проявление болезни.

  • Коулрофобия — боязнь клоунов. Встречается у 10% населения.
    Причина. Эволюционно обусловленное стремление остерегаться контактов со схожими, но другими видами. Клоун похож и не похож на человека одновременно.

  • Сомнифобия — страх перед засыпанием. Встречается у 2—3% населения.
    Причина. Страх потери контроля, ощущение своей уязвимости во время сна.

  • Климакофобия — боязнь лестниц. Встречается у 1—2% населения.
    Причина. Частный случай страха высоты. При этом самой высоты человек может не бояться.

  • Гидрозофобия — боязнь пота. Встречается у 1% населения.
    Причина. Страх перед возможной инфекцией (страх простудиться). Часто сочетается со страхом вызывать у других людей такое же отвращение, которое у него самого вызывают потные люди.

  • Логофобия — страх произносить вслух слова. Встречается у 0,5% населения.
    Причина. Это одно из проявлений социофобии — страха перед контактом с другими людьми. Обычно сопровождается чувством исключительной неуверенности в себе, ощущением своего низкого социального статуса. К реальному положению дел этот страх обычно имеет мало отношения. Логофобом был, например, король Англии Георг VI.

О пупках и пуговицах

О пупках и пуговицах

Ладно, страх высоты, замкнутого или открытого пространства, акул и прочие популярные фобии действительно легко объяснить в дарвиновском ключе. Люди, которые лучше прочих умели бояться пауков и падения с дерева, имели относительное эволюционное преимущество, оставляя больше потомства. Но в мире так много совершенно диких фобий, которые и объяснить-то, казалось бы, ничем нельзя!

Взять, например, кумпунофобию. Встречается, кстати, не так уж редко: больше одного случая на 100 тысяч человек. Кумпунофобы боятся пуговиц. Вот прямо до дрожи и потери сознания. Посмотрят на пуговицу или прикоснутся к ней рукой — и их пробивает нервная дрожь. Или омфалофобы, которые в прямом смысле слова шарахаются от собственных пупков. Впрочем, и от чужих тоже. Вид этих страшных ямок на теле заставляет бедняг покрываться ледяным потом. Этологи обычно объясняют такие фобии слегка заблудившимся страхом перед ранами, язвами и опухолями на теле. Страхом оправданным, так как стремление держаться подальше от тел с лишаями и нарывами, в общем, улучшало шансы не подцепить какую-нибудь заразу. Но очень трудно было объяснить, почему те или иные экзотические фобии часто присущи какой-либо расе или нации, но при этом почти не встречаются у других народов.

Например, трипофобия — паническая боязнь кластерных отверстий — свойственна очень многим европейцам, особенно англосаксам, а вот среди азиатов это экзотика. Зато только жители Малайзии страдали, скажем, от такой напасти, как «амок» — панический приступ, вызванный ужасом при мысли о возможной измене жены. В состоянии амока ревнивый муж в панике носился по улицам, убивая всех встречных и ничего не соображая, так что после приступа не помнил ничего о происшедшем. Гатофобия — панический иррациональный страх перед кошками — очень распространена среди евреев-ашкеназов (у других групп евреев гатофобия держится на стандартном для прочих наций уровне — примерно 1% населения). А довольно редкая для европейцев шеймофобия — невыносимый страх испытать стыд — вообще стала одной из составляющих японской культуры и, по некоторым оценкам, в той или иной степени присутствует почти у ста процентов японцев*. Более того, психологам давно известно, что редкие фобии часто кучкуются в одном районе, в одном городе и еще чаще — в пределах одной семьи, явно наследуясь. Ближайшие родственники людей с той или иной фобией в три раза чаще страдают от такой же фобии, даже если никогда не общались друг с другом. Все это плохо укладывается в представление о том, что наши страхи мы непременно вывезли из мглы веков, из миллионолетних эволюционных дебрей.

Нет, речь не о способности стыдиться. Это ужас при мысли, что ты вообще можешь оказаться в ситуации, в которой испытаешь чувство стыда

Психоаналитики давно уже заявили, что большинство редких фобий — результат детских травм, подавленных воспоминаний и прочих частностей. Но эта теория не может ответить на вопрос, почему в одной и той же семье нередко рождаются люди с одинаковыми экзотическими иррациональными фобиями — например, паническим страхом перед туманом или плюшевыми мишками. Нельзя же предположить, что дедушка Томас, тетя Сара и маленький Тедди получили каждый в свое время одинаковую психологическую травму, из-за которой теперь дрожат от ужаса при виде голубых леек?

Страх наследуется

Страх наследуется

Похоже, сейчас наклевывается ответ на этот вопрос. Керри Ресслер и Брайан Диас, нейробиологи Университета Эмори (Атланта, США), занимаются так называемой эпигенетической наследственностью, пытаясь понять, почему некоторые психоневрологические и поведенческие проблемы часто наблюдаются как у родителей, так и у детей. Ресслер и Диас приучили мышей испытывать ужас от запаха ацетофенона (вещество с сильным миндально-вишневым запахом, к которому мыши обычно совершенно равнодушны). Мышам в клетку подавался ацетофенон и одновременно их били током*.

В исследовании особо отмечено, что разряды были не сильные, вызывающие страдания, а просто пугающие. Ты этому веришь? Я вот как-то не очень

В конце концов мыши при запахе ацетофенона впадали в истерику даже без всякого тока. После чего у самцов мышей брали сперму и оплодотворяли ей самок, в опыте не участвовавших.

Так вот, случилась сенсация. Рожденные мышата демонстрировали однозначный страх перед запахом ацетофенона, хотя и менее выраженный, чем у их папаш. Более того, дети этих мышат тоже унаследовали страх! Ты понимаешь, что это значит? Если понимаешь, то это очень круто, потому что пока никто этого не понимает. Вот что пишет по этому поводу журнал Nature:«Мыши, чувствительные к ацетофенону, а также их потомки имели большее количество нейронов, продуцирующих рецепторный белок, отвечающий за обнаружение запаха, по сравнению с другими мышами и их потомством. Увеличенными также оказались структуры мозга, которые получают сигналы нейронов, обнаруживающих запах ацетофенона и посылающих эти сигналы другим частям мозга (например, участку, который отвечает за образование чувства страха).

Мнения специалистов разделились.

Тимоти Бестор, молекулярный биолог из Колумбийского университета в Нью-Йорке говорит: «Заявления, которые они делают, являются настолько неимоверными, что нарушается принцип «экстраординарные заявления должны иметь экстраординарные доказательства».

Трейси Бейл, нейробиолог из Университета Пенсильвании в Филадельфии, заявила: «Немного нервирует мысль, что наши половые клетки могут быть настолько пластичными и динамичными в ответ на изменения окружающей среды».

Когда-то генетики, отрезая мышам хвосты, доказали, что, механически изменяя тело родителей, нельзя изменить их потомков: и сотое поколение будет рождаться с длинным хвостом, ибо исключен фактор отбора. Сейчас принцип «приобретенные признаки не наследуются» является основой современной генетики.

О том, что на половые клетки можно влиять химией или, скажем, излучением, вызывая мутации (обычно непрогнозируемые), было известно давно. То, что, меняя биохимию родителей, можно вызывать определенные контролируемые мутации у детей — тоже. Но чтобы эмоциональные переживания родителей вызывали такой мгновенный и точный отклик у потомства… Это будет революция.

Если исследования Ресслера и Диаса подтвердятся, то, возможно, вскоре мы сможем избавлять наших будущих детей от наших фобий! Если, конечно, до этого сумеем справиться с ними сами, что не так-то легко. Потому что эти пуговицы и эти пупки просто ужасны, если приглядеться.

Бойся, фобия!

Можно ли справиться с фобией?

Есть три распространенные практики, каждая из которых бывает эффективна в отдельных случаях. Все они, в общем, похожи, но имеют существенные отличия. Чтобы лучше понять их, воспользуемся одним условным примером.

Проблема. Аркадий боится живых кур. До паники и потери контроля над всеми сфинктерами. Это ухудшает жизнь Аркадия, хотя куры ему, к счастью, встречаются редко. Но одна мысль о возможной встрече с чудовищной птицей выбивает Аркадия из колеи.

Предлагаемые методы воздействия

    1. Когнитивно-поведенческая терапия

Аркадия помещают на мягкий диван с расслабляющей музыкой. Сидящий рядом терапевт беседует с ним о курах, меняя тему каждый раз, когда пульс Аркадия учащается. Потом ему показывают рисунок курицы, опять-таки следя, чтобы жизненные показатели Аркадия были в норме. Потом Аркадий учится смотреть кино про кур. Потом ему говорят, что под дверью есть курица и на нее можно посмотреть в глазок, когда Аркадий наберется достаточно мужества. И спустя какое-то время Аркадий отважно протягивает руку и гладит курицу по голове. Вуаля!

Возможные осложнения. Да, теперь Аркадий не боится курицу. Вот именно эту. Все остальные по-прежнему вызывают в нем животный ужас.

    1. Имплозивная терапия

Аркадия швыряют в подвал, набитый курами, и запирают там. Все курицы стреножены и в намордниках, но Аркадий безостановочно кричит три часа. Потом затихает. Через двое суток терапевт спускается вниз и обнаруживает там Аркадия, сидящего в обнимку с курами и строящего с ними планы мести.

Возможные осложнения. Аркадий умрет от ужаса, прежде чем терапия подействует.


    1. Метод остановки мысли

Аркадия приучают контролировать свой страх с помощью физических и мысленных сигналов. Его заставляют думать про кур, но каждый раз, когда фобия поднимает голову, Аркадий должен быстро сказать слово «стоп» и щелкнуть пальцами, топнуть, царапнуть ногтем ладонь или еще как-то физически подкрепить сигнал. Отвлекшись на эти процедуры, он перестает боятся. Всю процедуру надо повторить множество раз. В конце концов Аркадий научится блокировать приступы паники самостоятельно в любой момент.

Возможные осложнения. Или не научится.

Мысли и позиции, опубликованные на сайте, являются собственностью авторов, и могут не совпадать с точкой зрения редакции BlogNews.am.