Через год после второй карабахской войны мы видим значительное оживление Ирана. И к имеющимся уже проблемам и противоречиям добавились расхождения в позициях Баку и Тегерана.
Конечно, здесь стоит иметь в виду и победу на выборах консервативного президента Ибрахима Раиси, всячески пытающегося подчеркнуть, что с позицией Исламской республики не только на Ближнем Востоке, но и в Евразии в целом надо считаться.
Риторика первых месяцев президентства уйдет, хочется верить, и внешнеполитическая линия важного для Кавказа игрока станет более прагматичной. Но факт остается фактом: наряду с армяно-турецкой нормализацией, надо говорить и об ирано-азербайджанской.
Но если суммировать противоречивые тенденции, то к какой точке сегодня ближе Кавказ? К новому противостоянию (или даже противостояниям) или к выходу из тупика?
Человеческое измерение и безопасность
Как правило, эксперты, наблюдающие за ситуацией в одном из самых турбулентных регионов Евразии, обращаются к геополитике и вопросам безопасности. Но не менее, если не более, важным вопросом является человеческое измерение конфликта.
В октябре прошлого года, выступая на сессии дискуссионного клуба "Валдай", президент России Владимир Путин заявил о том, что число погибших с обеих сторон конфликта приближается к пяти тысячам человек. Заметим, эти слова прозвучали еще до завершения второй карабахской войны и подписания трехстороннего совместного заявления лидеров России,
Армении и Азербайджана.
Уже постфактум Баку и Ереван озвучили цифры потерь. С азербайджанской стороны официальная цифра – 2783 погибших военных, с армянской – 2425 солдат и офицеров.
Военные аналитики неоднократно подвергали сомнению эти данные, высказывая мнение о большем количестве безвозвратных потерь.
По сравнению с первой карабахской войной, которая шла не 44 дня, а три года, мы видим значительный прирост потерь в день. В 1991-1994 гг. погибли порядка 11 тысяч азербайджанцев и 7 тысяч армян. И до сих пор в повестке дня находится вопрос о пропавших без вести в обеих войнах.
О чем говорит эта страшная статистика? Не только об увеличении числа жертв за один день боевых действий. Это со всей очевидностью доказывает, что риски в случае новой войны будут просто катастрофическими. И никакой военный успех не окупит демографических провалов.
Тем не менее, новая повестка региональной безопасности также требует обстоятельного рассмотрения. Азербайджан добился военного успеха и взял под контроль семь районов вокруг бывшей НКАО, а также ряд важных стратегических пунктов внутри нее. Речь, прежде всего, о Шуши.
Но на этом конфликт не исчерпался. На новых рубежах актуализировалась история с демаркацией и делимитацией госграницы, а в ней имеются свои подводные камни. И уже появились и надводные, если говорить об участке трассы Горис-Капан, где азербайджанская сторона установила КПП.
Это, среди прочего, обострило отношения Азербайджана с Ираном, ибо повлияло серьезным образом на экономические связи Исламской республики с Арменией. Казалось бы, решение карабахского вопроса даже в тех рамках, о которых говорит Алиев, должно было бы открыть возможность для нормализации армяно-турецких отношений. Но этого не произошло, так как для Анкары крайне важным предварительным условием становится установление мира между Баку и Ереваном. Но мирный договор без разрешения проблем с госграницей вряд ли будет подписан.
Следовательно, важнейший урок в контексте безопасности Кавказа состоял (и состоит) в том, что Карабах был и остается важнейшим стержнем конфликта между Арменией и Азербайджаном, но далеко не единственным.
И фактор "третьих сил", влияющих на их внешнюю политику, не сводится к противостоянию России и Запада. Более того, этот формат, в отличие от других постсоветских конфликтов, в Карабахе является, скорее, второстепенным.
Помимо Минской группы, мы видим формирование евразийской тройки Россия – Турция – Иран, значение которой для выхода из карабахского тупика становится едва ли не более значимым, чем консенсус между США и Россией относительно перспектив карабахского урегулирования.
Многих в Москве такой расклад радует. И действительно, активное вовлечение Штатов как внешнего геополитического балансира снижается, хотя не стоит впадать в иллюзии: Вашингтон не бросит Кавказ хотя бы из-за фактора Грузии, а также своего вовлечения в ближневосточные дела. С афганским провалом тотального ухода США отовсюду не произойдет.
С другой стороны, тройка сопредседателей Минской группы худо-бедно наработала определенные консенсусные подходы, тогда как в евразийском трио до этого еще далеко.
Опыт Сирии – это, конечно, важно. Но он не перекладывается автоматически на кавказскую почву, природа разночтений и сходств в подходах Анкары, Москвы и Тегерана в двух кейсах не тождественна. Более того, если два конфликта пытаться урегулировать одновременно, то в каждый из них будут добавляться элементы другого противостояния, что может в итоге усложнить оба мирных процесса.
Таким образом, за год с начала второй карабахской войны ситуация в Кавказском регионе значительно изменилась. Но, скорее, речь может идти о появлении нового набора проблем, опасных рисков и вызовов, чем о переходе от конфликтного формата к формату мира и развития. Для выхода на позитивную траекторию еще предстоит активно поработать.