Насколько я могу судить, нынешний приступ борьбы разнообразных любителей нетрадиционного секса за равноправие — а фактически даже за преимущество перед любителями секса традиционного — проистекает в основном из принципа «прогнёшься — сломают». Ведь общество постоянно испытывают на прочность не только любители сексуальных отклонений, но и любители самых разнообразных отступлений от общепринятой нормы.

Вспомним хотя бы художников-авангардистов. Среди них уже довольно давно ведущее место занимают те, кто вообще не рисует, а испробует всяческие формы собственного поведения в качестве чего-то «художественного». Они постоянно заявляют: «наше поведение — уже способ художественного воздействия на общество». Хотя бОльшая часть этого поведения, насколько я могу судить, без титула «художественности» в лучшем случае заслужила бы оценку «хулиганство». Скажем, Олег Борисович Кулик прославился не столько скульптурами (а его соучастие в организации печально знаменитой группы изобретательного хулиганства «Война» вообще мало кому известно), сколько исполнением роли собаки: он на глазах приглашённых журналистов нагишом бегал по улицам разных городов мира на четвереньках и кусал прохожих за ноги. Но поскольку общество когда-то согласилось считать некоторые нарушения общественного порядка сделанными «из любви к искусству», то теперь, чем дальше — тем большее количество нарушений должно рассматриваться как искусство.

Причём тут даже, боюсь, не вина, а беда этих самых любителей нестандартного и ненормативного. Как известно, если ты сосредоточен на форме, а не на содержании, то очень быстро привыкаешь к тому, что ещё вчера щекотало тебе нервы, и в следующий раз для щекотания этих самых нервов требуется средство более сильнодействующее. Поэтому какой-нибудь маршан — торговец объектами искусства — и рад бы предложить публике что-то умеренное, но она не возьмёт это умеренное: у неё нервы уже не возбуждаются.

Примерно то же самое действует и в сексуальной сфере. Если кто-то считает главной целью сексуального поведения возбуждение как таковое (а не продолжение рода, ощущение близости и т.п.), то естественным образом его довольно скоро перестанет возбуждать то, чего в прошлый раз было достаточно, и он попробует какое-нибудь более сильнодействующее средство.

То же самое и с наркотиками. Тут эффект привыкания выражен особо явно.

Общество просто вынуждено ставить предел любому нестандартному поведению, чтобы не оказаться разрушенным просто в силу этого самого эффекта наркотического привыкания. А наркоманы — химические или психологические — в свою очередь вынуждены усиливать дозу с каждым разом. Если один раз уступишь наркоманам, то в конце концов, рано или поздно они тебя сломают.

Конечно, накладываются на это и всякие коммерческие эффекты. Скажем, мой давний хороший одесский знакомый — киносценарист, драматург и вообще деятель искусства — Юрий Александрович Бликов полагает: волна запретов на педофилию понадобилась (так же, как век назад волна запретов на наркоманию), чтобы сформировать ёмкий рынок. У меня была когда-то статья «Наркотический иммунитет», где объяснялись механизмы формирования такого рынка. Если до запретов наркомания была личной бедой каждого наркомана, то после запрета стала общественным бедствием. Правда, выводы, сделанные в той моей статье, сейчас я бы счёл слишком резкими. Там я заявил: достаточно просто снять запрет, чтобы рынок наркомании разрушился. Сейчас же я вижу: одного снятия запретов, скорее всего, не хватит, и не хватит даже предложенной мною в той статье усиленной антинаркотической пропаганды — понадобится ещё, по меньшей мере, развёртывание системы добровольного и принудительного лечения наркоманов, разработки и опробования разных технологий такого лечения. Но сам по себе механизм формирования рынка инструментов игры на нервах, насколько я сейчас могу судить, я и тогда описал достаточно точно.

Есть и политические мотивы. Грубо говоря, если сломать в обществе все запреты, оно оказывается беззащитно уже перед любыми манипуляциями. Вдобавок всё связанное с половой жизнью охватывает самые глубинные механизмы личности, и любые манипуляции в этой сфере позволяют контролировать в человеке всё. Николай Гаврилович Чернышевский отмечал: один из монархов середины XIX века постоянно препятствовал любым публичным проявлениям эротизма и даже велел балеринам королевского театра носить бельё только зелёного — наименее возбуждающего — цвета, дабы его подданные знали, что правитель контролирует всю жизнь каждого из них. Очевидно, противоположный приём — принуждение к возбуждению — не менее сильно подчиняет принудителю личность принуждаемого. 

Но всё-таки боюсь, что первичен именно механизм привыкания к наркотикам. Именно поэтому обществу гораздо спокойнее и здоровее не уступать никаким отклонениям от нормы уже на самых ранних стадиях и не давать включаться этому механизму наркотического привыкания, поскольку «коготок увяз — всей птичке пропасть». 

 

Мысли и позиции, опубликованные на сайте, являются собственностью авторов, и могут не совпадать с точкой зрения редакции BlogNews.am.